Живописец, страстный собиратель древнерусского искусства, уважаемый общественный деятель и попечитель Третьяковской галереи: Илья Семенович Остроухов

И.С.Остроухов. Фотография.
1880-е. ГТГ

"…как сладко вспоминать о долгих вечерах в уютной столовой Остроухова с кипящим самоваром. Грузная, милая хозяйка разливает бесчисленные стаканы чая. Их выпивают, с сахаром вприкуску, типичные московские иконники, с благоговением  и гордостью беседующие о своем "святом" деле. Остроухов попивает свое красное вино, которого он был большим любителем, и с жаром беседует об иконах. Кругом на стенах картины и этюды Левитана, Поленова, Серова. Так было интересно, хорошо и по-московски уютно!" - вспоминал  гость  Ильи Семеновича Остроухова об атмосфере дома в Трубниковском переулке. 

Кто бы мог предположить, что из выпускника московской Практической академии коммерческих наук  выйдет настоящий художник, коллекционер  и попечитель (фактически, директор)  Третьяковской галереи  с 1905 по 1913?!

Будучи еще 16-летним  и оказавшись в 1874 году на пороге дома издателя Анатолия Ивановича Мамонтова со своим очерком   "Птицы Средней России", он познакомился с братом, знаменитым Саввой Ивановичем, основателем Абрамцевского кружка. Постепенно приобщаясь к художественным кругам и театральным увлечениям "постояльцев" этого подмосковного уголка, Илья Семенович становится полноправным участником его рисовальных и литературных вечеров, домашних спектаклей, где в качестве актеров выступали и сами художники, друзья Саввы Ивановича – И.Е.Репин, В.М.Васнецов, К.А.Коровин, В.А.Серов и многие другие.  Уроки живописи, что он начал брать у А.А.Киселева, вскоре сделали его неплохим живописцем и подарили возможность участвовать в выставках, наряду с профессиональными мастерами. 

"Тогда это был худой как жердь, сильно стесняющийся своего непомерно высоко роста, неловкий в движениях, слегка суетливый и вместе с тем нерасторопный, застенчивый начинающий художник. Хорошо образованный, знающий несколько иностранных языков, начитанный, он был для всех интересным собеседником" - таким описывает его сын С.И.Мамонтова, Всеволод.   Особенности его фигуры, подталкивали порой и самого Остроухова именовать себя в письмах не иначе как "длинноногий абрамцевский журавль".

Илья Семенович обладал также литературными способностями, которые продемонстрировал в сочиненной им шутливой, написанной гекзаметром поэме "Юльядо-Ильяда", в которой он рассказывал об одном из своих любовных увлечений.



В.И.Суриков. Художник за мольбертом
(И.С.Остроухов). 1884. ГТГ

И вместе с тем  друзья  над ним   подшучивали.  Ведь, боязнь Ильи Семеновича отправляться на этюды в одиночку доходила порой  до того, что уступая его настойчивым просьбам, няня дочерей Мамонтова, Акулина Петровна, сопровождала его и читала что-нибудь вслух.  

"…память моя,  - вспоминал один из домочадцев Абрамцева, -  твердо сохранила эти две направляющиеся фигуры: впереди высоченный Илюханция, нагруженный мольбертом, зонтом и ящиком с красками, а за ним легкая, веселая Акулина Петровна с "Русской мыслью" подмышкой".

После успехов у публики, признания коллег, приобретения картин в галерею самим П.М.Третьяковым, Остроухов не оставляет общественно-политической карьеры, и в 1901 году становится гласным Московской городской думы, а с 1905 – председателем Совета и попечителем художественной галереи братьев П.М.и С.М.Третьяковых. Он много сил отдавал общественной деятельности, и одновременно с этим его захватила идея создания своей живописной коллекции, сердцем которой стали произведения  древнерусской живописи.  Как вспоминал современник: "собирание икон стало целью и содержанием жизни И.С.Остроухова, тратившего на свое собрание, ставшее музее, большие средства .<…>..любил доминировать в Москве как авторитетный, тонкий знаток, передовой меценат в области тогда еще новой и потому возбуждающий общий интерес и любопытство не только у всех русских, но и у иностранцев, посещающих Остроуховский музей, как некую достопримечательность". 

Трубниковский переулок, 17. Дом Остроухова

Так, побывавший в музее французский художник Матисс  был настолько покорен коллекцией древнерусской живописи, что не смог преодолеть в себе впечатления от увиденного и  какое-то время  в своем творчестве использовал иконописные традиции – локальность цветов, обратную перспективу. Также находясь под обаянием  русской иконописи,   многие русские  художники-  авангардисты, Н.Гончарова, М.Ларионов, К.Малевич и другие "переживали" это влияние заново открывшегося миру русской исконной живописи. И у истоков этого течения был И.С.Остроухов -  "человек крутого нрава, крайне властный и переменчивый, быстро вскипавший и отходчивый, невоспитанный и капризный, раздражительный, русский "самодур", на которого "накатывало" то одно, то иное настроение, Остроухов мог быть столь же грубым и неприятным, нетерпимым, резким в суждениях и оценках, сколь внезапно ласковым, добрым, почти сердечным, внимательным, участливым. Он мог дружить с человеком и внезапно от него отвернуться в силу либо ущемленного самолюбия, либо просто непонятного каприза (это в Москве называлось: "Быть в милости у Ильи Семеновича" и "Попасть в опалу"). Он не лишен был и красивого жеста. Раз увидев, как одна гостья залюбовалась сервизом саксонского фарфора, Остроухов на следующий день прислал его в подарок. Порой он любил баловать своих друзей. Так, зная о гастрономической любви своего знакомого к устрицам, он приходил не раз в гости с большой корзиной этого дорогого морепродукта!

"Это было мило, тепло, как-то по-товарищески уютно и трогательно. Наряду с подобными порывами, желанием порадовать и войти в вашу радость, он мог быть крайне скуп, завистлив и мелочен. К нему нужно было приспособиться, понять его, оценить в нем культурные интересы, живые и искренние на некультурном общем фоне. Тогда все отрицательное в нем отходило на задний план; грубость. Самодурство прощались, и на первом плане оставалось самое главное, самое важное в Остроухове – страсть к искусству и увлечение им собираемыми музейными по качеству иконами", что и по сей день составляют гордость коллекции Третьяковской галереи.